Алексей Осипов

Алексей Осипов,

профессор Московской Духовной Академии

Алексей Ильич Осипов (род. 31 марта 1938 г.) — русский богослов, педагог и публицист,
Родился в г. Белёве Тульской области в семье служащих. В 1955 году, окончив школу, отказался поступать в какой-либо вуз и три года в домашних условиях изучал начала богословия под руководством игумена Никона (Воробьёва). В 1958 году поступил в четвёртый (выпускной) класс Московской духовной семинарии, сдав экзамены сразу за три предыдущих года. В следующем году поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1963 г. со степенью кандидата богословия (тема диссертации — «Перевод чинопоследований Утрени и Вечерни по служебнику Греческой Церкви 1951 года издания в сравнении с русским служебником синодального издания»). В 1964 году прослушал курс аспирантуры при Московской духовной академии.

С 1965 года — преподаватель основного богословия в Московской духовной академии, с 1969 года — доцент, с 1975 года — профессор. В 1985 году присвоена учёная степень доктора богословия honoris causa. С 2004 — заслуженный профессор Московской духовной академии. Читает лекции по основному богословию на пятом курсе семинарии и первом курсе академии. Научные интересы — основное богословие (апологетика), западные исповедания. Много выступает в различных аудиториях и на радио «Радонеж» с лекциями и беседами, значительная часть которых получили распространение на кассетах, дисках и в интернете.

Награды

В 1971 году был почтён орденом св. кн. Владимира III степени; в 1979 году награждён орденом преп. Сергия III-й степени; в феврале 1988 года в связи с 50-летним юбилеем награждён орденом св. князя Владимира II-й степени; в марте 1998 года в связи с 60-летием со дня рождения — орденом благоверного князя Даниила Московского III степени. 28 мая 2008 года Ректор Московской Духовной академии и семинарии архиепископ Верейский Евгений вручил заслуженному профессору А. И. Осипову орден святителя Макария митрополита Московского III степени во внимание к усердным преподавательским трудам и в связи с 70-летием.

«ПРОГРЕСС, ОТРИЦАЮЩИЙ БОГА И ХРИСТА,

СТАНОВИТСЯ РЕГРЕССОМ»

Можно без сомнения утверждать, что XX век - самый поучительный из всех, до него бывших. Почему? - Он дал наиболее убедительные и объективные доказательства (уже не отдельным лицам или народам, но всему миру) того, к чему в конечном счете приходит человечество, игнорируя евангельские принципы жизни.

Чем жил человек всю историю, какая основная идея была движущей силой всей его творческой деятельности? Без сомнения, таковой идеей была мечта создать рай на земле.  Этому служило практически всё: и философия, и политика, и наука, и техника. С веками обнаруживались явные успехи в приближении к заветной цели, особенно с того времени, как начала бурно развиваться наука европейская. Двадцатое столетие по всем показателям должно было стать эпохой высших свершений во всех сферах человеческой деятельности. Но вдруг обнаруживается, что оно не только стало самым кровавым из всех до него бывших, но и что все его действительно потрясающие воображение достижения привели человечество не к ожидаемому всеобщему блаженству на земле, а к результатам прямо противоположным, оказались своего рода «замечательным обманом». На пороге третьего тысячелетия человечество стоит перед такими глобальными кризисами, в первую очередь перед нравственным и экологическим, которые угрожают уже не просто благополучию человека, но и всей жизни на земле. Как могло такое случиться? Оптимисты полагают, что современные кризисы обусловлены прежде всего ошибками социально-политического и научно-технического характера и потому имеют вполне обратимый характер. Необходимо лишь исправить эти ошибки и найти правильные формы дальнейшего развития. Однако оснований для такого «лишь» слишком мало, и они связаны, скорее, с надеждами, нежели с реальными возможностями. Совершенно очевидно, что человек уже настолько противопоставил себя природе, создав цивилизацию совершенно искусственную и враждебную своим телу и душе, что скоро из этой ситуации он выйти не сможет, даже если бы выход был. Попытки же спасти цивилизацию средствами самой цивилизации равносильны тушению пожара огнем. Решение проблемы лежит совсем в другой плоскости.

Христианство видит причину современных кризисов в другом: истоки их коренятся прежде всего в той ложной идее, которой человек живет изначально на протяжении всей истории. Эта идея глубоко и ярко выражена в библейском сказании о грехопадении прародителей, сорвавших плод незаконного познания с целью стать «как боги» в этом мире, хотя бы и без Бога и даже вопреки Ему.

Именно это человекобожество как антипод богочеловечеству и явилось корнем всех последующих ростков зла в человеческом мире. Первое грехопадение дорого стоило человеку. Он оказался рабом страстей, терзающих его и в то же время ставших подлинной движущей силой всей его деятельности. Они заставляют ум работать на себя. Результат? - Только слепой может не видеть, что они делают с человеком. Одна зависть сколько зла сотворила в мире, погубила сколько лучших людей! «А слава, богатство суетные?!» Страсти обращают все силы души на то, и только на то, чтобы насытиться в этой жизни, здесь получить максимум всех материальных и культурных благ, обманывая смертного человека. Но страсти ненасытны и потому безумны и всегда извращают дух человека. Христианство, таким образом, указывает на глубинную причину происходящего: человек в настоящем своем состоянии является духовно больным.

О какой духовности идет речь?

Духовность каждой личности, народа или народов познается в конечном счете по той высшей цели, которую они ставят перед собой в жизни. Эта цель может не подниматься и выше телесных ощущений, ею может стать искание власти, славы, богатства, душевных наслаждений (в искусстве, философии, науке и проч.), но эта цель может быть сосредоточена на поиске истины, святости, правды. С христианской точки зрения, первые «идеалы» не заслуживают названия

духовных, ибо способны настолько исказить жизнь человека, внутреннюю и внешнюю, души и тела, что она неминуемо окажется перед тяжелейшими испытаниями.  Причины таких следствий понятны. Если эти «идеалы» становятся высшей целью жизни, то все прочее обесценивается или обращается в средство. Но ведь все это «прочее» есть не что иное, как: совесть, любовь, природа, другой человек, человечество... Сам Бог. И если такая «духовная» установка станет содержанием человека, народа, человечества, то разве не очевидно, в каком направлении будет развиваться их деятельность? Когда страсти становятся божеством, то разум неминуемо окажется их рабом, и тог- да предсказать результаты его деятельности уже не составит труда.

Дух творит себе формы. И какова духовность - таковы и плоды. В этой простой истине и лежит разгадка того парадокса, к которому пришла наша цивилизация к концу XX века. Принципиальная ошибка ее развития заключается в том, что она нарушила основной закон человеческой деятельности. Этот закон ясно сформулирован Самим Христом: 'Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6;33). Этот закон может быть прочитан и иначе: если же ищете прежде не Царства Божия и правды его, то ничего не дастся вам.

Таков христианский, точнее, православный ответ на центральный вопрос современности: почему человечество на рубеже третьего тысячелетия приближается не к триумфу полного благоденствия на земле, а с поразительным ускорением - к окончательной и бесповоротной трагедии?

Эту закономерность видели многие лучшие люди. Например, Достоевский за год до своей смерти писал о Европе: «Да она накануне падения ваша Европа, повсеместного и общего. Муравейник, давно уже создававшийся в ней без Церкви и без Христа, с расшатанным до основания нравственным началом, утратившим все общее и все абсолютное, - этот созидавшийся муравейник весь подкопан». А современник Достоевского, известный славянофил Иван Сергеевич Аксаков, произнес прямо-таки пророческие слова о нашем веке: «Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода—деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет, - уже совлекает с себя и образ человеческий, и возревнует об образе зверином».

Сказано, кажется, очень резко, Но разве небывалые в истории по своим масштабам и остроте проблемы XX века: нравственные, социальные, экологические, экономические, военные, демографические и множество других, - не свидетельствуют о характере прогресса, отвергшего Христа?

Разве пропаганда (узаконенная!) всякого рода безнравственности и открытого глумления над телом и душой человека, свободы лжи, господства золотого тельца, диктата преступного мира и т.д. — не свидетельство одичания так называемого постхристианского мира?

Разве современная демократия с ее информационным насилием над «демосом» и очевидной олигархичностью фактической власти, преследующей лишь свои цели, не суть почти не завуалированные рабство и деспотизм?

Наконец, полная вседозволенность аморальности и всех видов оккультизма, вплоть до сатанизма, и свобода открытого издевательства над всем святым («религиозная свобода»!), над всякой правдой и истиной - разве это не совлечение с себя современным цивилизованным обществом образа Божия и человеческого и ревность об образе зверином (От. 13, 1-18)?

Несомненно, что в самой идее «свободы от Бога», изначально заложенной в «проекте» человеческой цивилизации, допущен принципиальный просчет. Человеческий разум вместо свободы оказался в рабстве страстям, несущим по самой своей природе страдания человеку. Сейчас, в конце XX столетия, губительные плоды этого ложного пути стали очевидным фактом для всего человечества. Может быть, этот факт поможет понять многим, что нет другого пути выхода из современного регресса, кроме прогресса жизни по Христу и Богу.

«Радонеж» №21-22 (97) 1999г

ПРАВОСЛАВНОЕ ВИДЕНИЕ ВОЙНЫ И МИРА

Война и мир – проблема изначальная в истории человечества и не имеющая, по-видимому, в ней конца, поскольку грех, поразивший человека, неистребим в земных условиях бытия. Правда, есть вариант ее решения – создание единого всемирного государства. Но не окажется ли это хуже самой войны? Исходя из морального уровня современного политического мира и все большей концентрации информационной, научно-технической, экономической и военной мощи в одном очень узком кругу "суперменов", можно с уверенностью утверждать, что государство, во главе которого станет все та же ничтожная их кучка с неограниченной властью, будет абсолютно тоталитарным. Последствия такого нового мирового порядка очевидны – установление всеобщего рабства народов и каждого человека в отдельности. По христианскому Откровению, это будет царство антихриста, который приведет все человечество и саму планету к страшной и окончательной гибели. Вероятность такой развязки, судя по многим признакам, сейчас быстро увеличивается.

Но еще остается определенная свобода народов. Хотя, без сомнения, пока похоть, алчность и гордость (1 Ин. 2, 16) – источники всех конфликтов – царствуют в мире, войны в разных видах и по разным поводам будут, к сожалению, продолжать возмущать мир человеческий, вновь и вновь порождая страстные споры о том, кто прав, кто виноват, кто агрессор, а кто его жертва.
Что лежит в основе таких взаимных обвинений? Конечно, в первую очередь эгоизм, грех. Но не последней из причин является отсутствие ключа к пониманию двух важнейших категорий человеческих отношений – справедливости и насилия. Что они есть? Всегда ли справедливость права, а насилие несправедливо? И существуют ли вообще достаточные критерии для оценки этих реалий человеческой жизни?
Справедливость как чувство правды – одно из наиболее сильных и стойких душевных свойств человека. Ее утверждают как закон во взаимоотношениях между людьми Божественное Откровение, естественные религии и самые различные, часто противостоящие друг другу идеологии. Ее воспевают древние и новые поэты. Ее провозглашают в качестве основы своей деятельности все политические, государственные и общественные лидеры. Интуитивно справедливость всегда воспринимается как нечто понятное, должное и всеобще необходимое. Древние мыслители выразили эту глубоко сокрытую в духе человека идею классическими афоризмами: fiat justitia, pereat mundus; fiat justitia, ruat caelum (пусть свершится правосудие, хотя бы погиб мир; пусть свершится правосудие, хотя бы обрушилось небо).
И тем не менее справедливость ускользает от узких рамок человеческих определений. Ее понимание не имеет того однозначного смысла, который мог бы стать надежным критерием в оценке любой конфликтной ситуации. Даже "золотое" правило морали: "Не делай другому того, чего не желаешь себе" – далеко не покрывает всего пространства сложных межчеловеческих отношений. Справедливость требует возмездия обидчику, в то время как мера этого возмездия большей частью "справедливо" не определима и к тому же всегда сопряжена с насилием. Но не нарушается ли в таком случае сама справедливость? Так проблема справедливости показывает свою оборотную сторону, с которой она, как правило, неразлучна и неразрывна, – проблему насилия.
Возможно ли справедливое насилие?
Библия по этому вопросу говорит достаточно определенно. Не касаясь книг Ветхого Завета, откуда можно было бы привести множество примеров насильственных действий, санкционированных авторитетом Самого Бога, можно вспомнить то место евангельского повествования, где говорится об изгнании Иисусом Христом с бичом в руках торгашей из Иерусалимского храма (Ин. 2, 13- 15; Мк. 11, 15-16).
Примечателен также и ответ Иоанна Крестителя, данный воинам, пришедшим креститься от него и спрашивавшим его: "А нам что делать?" Он, "больший" "из рожденных женами" (Мф. 11, 11), не приказал им бросить оружие и оставить армию, но повелел лишь: "Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем" (Лк. 3, 14).
Исходя из многочисленных фактов ветхозаветной истории и приведенных евангельских примеров, не говоря уже о Священном Предании Церкви, можно с полной определенностью утверждать, что не все насильственные действия следует классифицировать как безусловно несправедливые, греховные. Возможно и справедливое насилие, но в том случае, когда в нем присутствует некий определенный элемент.
Какое же применение силы к другому человеку можно и должно считать справедливым с христианской точки зрения?
По Евангелию, любовь – основной принцип праведной жизни и правильного, то есть справедливого, отношения к каждому человеку. Хорошо известны слова апостола Павла о любви:
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине... (1 Кор. 13, 1-6).
Один из святых, Исаак Сирин (VII в.), будучи спрошен. "И что такое сердце милующее?", – отвечал: "Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может он вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились...
Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим..." (Св. Исаак Сирин. Слово 48-е. – Сергиев Посад, 1911, с. 205-206, 207).
Из приведенных высказываний становится очевидным, что по христианскому учению только любовь праведна пред Богом, без нее любое, самое добродетельное по человеческим меркам деяние есть "ничто, медь звенящая или кимвал звучащий". Кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. 4, 20). Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. (Ин. 3, 15). Потому тот лишь поступок по отношению к другому человеку является праведным, в котором присутствует любовь. Мера любви есть мера праведности – вот христианский критерий справедливости!
О какой любви идет речь? Особенность христианской любви заключается в том, что даже самое сильное ее чувство не ослепляет разум и не подавляет волю человека, как это обычно имеет место в любви естественной. Христианская любовь не подчинена страстям, свободна от них, поэтому она сохраняет в человеке разумность и целенаправленность действий. И эта цель – не удовлетворение похотей, не свобода греха, но максимальная польза, в первую очередь польза духовная. Поскольку же человек предназначен к вечной жизни и неминуемо, много скорее, чем он думает, вступит в нее, то и вся его деятельность и сама жизнь должны оцениваться с точки зрения вечности, достижения спасения.
Потому нередко могут быть ситуации, когда движимый именно этой любовью вынужден применять силу и причинять даже страдания человеку ради его же блага и блага других. (Может быть, самым тяжелым для человека любви и является необходимость насилия.) Сам Христос с гневом опрокинул столы меновщиков денег в храме и бичом изгнал из него торгующих! Но что при этом совершалось в Его душе, по какой причине Он поступил так? Конечно, не потому, что желал зла бесчинствующим, а затем, чтобы у самих виновных пробудить совесть и тем научить их добру.
Напротив, ненависть и все вытекающие из нее действия в принципе несправедливы, хотя бы и имели для себя все формальные оправдания. Нельзя ненавидеть даже преступника, даже, как говорит св. Исаак Сирин, врагов истины, поскольку ненависть всегда, как бумеранг, поражает в первую очередь сердце самого ненавидящего и умножает зло в человеческом обществе.
Поэтому в православном понимании не формальная справедливость есть добро и не само по себе применение силы, насилие, есть зло, но добрым или злым является состояние сердца и ума человека – этих основных движущих сил всех человеческих деяний. Отсюда в высшей степени важно, чтобы во всех жизненных ситуациях, связанных с необходимостью применения силы, сердце человека не оказалось во власти той злобы, которая соединяет его с духами зла и делает подобным им. Лишь победа над злом в своей душе открывает человеку возможность справедливого применения силы к другим людям.
Этот взгляд, утверждая в отношениях между людьми примат любви, столь же решительно, как видим, отвергает и идею непротивления злу силою, которую проповедовал, например, Лев Толстой. Нравственный христианский закон запрещает не борьбу со злом, не применение силы по отношению к злодею и даже, в качестве крайней меры, лишение его жизни, но осуждает злобу сердца человеческого и желание именно зла кому бы то ни было.
Здесь естественно встает проблема соотнесения личного и общественного блага. Она в данном контексте решается исходя из православного понимания Церкви как идеального человеческого Организма, созданного Господом Иисусом Христом.
Все человечество – это также организм, хотя и больной, а не общество, понимаемое как совокупность независимых личностей, объединенных лишь различными структурами и внешними связями в силу объективной необходимости совместного существования. Основным же законом жизни организма и всех его органов является любовь всех к каждому и каждого ко всем и страдание всех за каждого и каждого за всех. Об этом очень ярко пишет св. апостол Павел:
Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос. ... Тело же не из одного члена, но из многих... А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны...
Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы – тело Христово, а порознь – члены (1 Кор. 12, 13-27).
В организме нет проблемы "личного" и "общественного". В нем все едино. И лишь в случае омертвения отдельного члена он отсекает его. Но поскольку этот отдельный член именно мертв, это происходит без какого-либо ущерба для него! В этом – закон и благо жизни организма и всех членов. Такое деяние совершает Церковь как организм Христов с омертвевшими своими членами, впадшими в состояние ожесточения, развращения, своеверия. Тот же процесс естествен и для человеческого общества: омертвевший, преступный, неспособный к исцелению в естественной органической среде член оно ставит в особые условия, частично или полностью отсекает от себя и в качестве крайней меры ампутирует его. Всюду просматривается один и тот же ключ в понимании справедливости и насилия – закон любви.
Этот закон сам по себе едва ли может быть отвергнут. Но его применение, конечно, обусловлено нормами понимания "жизни" и "смерти", которые устанавливаются в каждом человеческом обществе отдельно, исходя из его духовного и морального состояния.
Из такого понимания справедливости и насилия очевидной становится и христианская оценка войны и мира как таковых.
Агрессивная война (неважно какая: "горячая", "холодная", политическая, экономическая, культурная и т. д.), внутренним источником и движущей силой которой всегда являются ненависть, алчность, гордыня и прочие страсти ада, естественно и безусловно заслуживает всяческого осуждения и всемерного противодействия. Однако и борьба с подобным врагом будет лишь в той мере святым подвигом, принятым Богом, в какой сердце защитников останется непричастным злобе и страстям самого агрессора.
Одним из явных признаков, по которому уже можно судить о праведности или несправедливости воюющих, являются их методы ведения войны и особенно их отношение к пленным, мирному населению противника, к детям, женщинам, старикам. Ибо всем понятно, что даже защищаясь от нападения, то есть ведя, как кажется, войну вполне справедливую, можно в то же время творить всякое зло и в силу этого по своему духовному и моральному состоянию оказаться не выше захватчика. Справедливая война ведется с гневом (есть гнев праведный!), но не со злобою, алчностью, похотью (1 Ин. 2, 16) и прочими порождениями ада. И потому наиболее точную ее оценку как подвига или, напротив, разбоя можно сделать лишь исходя из анализа нравственного состояния народа и армии.
Таким образом, можно видеть, что одни формальные признаки не всегда бывают достаточны для оценки конкретной войны по существу, и потому не всегда легко и просто отличить праведного от виновного. Есть, оказывается, более ответственный и совершенный критерий – внутренний, духовный, большей частью скрытый от поверхностных взоров человеческих, но не от совести и Бога, и он для каждого верующего человека неизмеримо выше всех прочих оценок.
Этот же критерий приложим и к проблеме мира и миротворчества.
Нельзя безотносительно к тем побуждениям, из которых проистекает желание мира, судить о его ценности.
Без мира нет земного счастья. Это все прекрасно понимают, особенно те, для которых, кроме проблематичного земного благополучия, счастья, нет ни иной жизни, ни надежды. Поэтому можно искать мира и только ради этого благополучия, ради наслаждений, свободы греха, то есть искать по причинам прямо богопротивным. Нет сомнений, что он был в высшей степени желанным для предпотопных людей или развращенных содомлян, остается таковым и для идолопоклонников всех времен и народов, в том числе и современных. Но какие страшные слова произносит Бог перед потопом!
Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими), потому что они плоть... И увидел Господь (Бог), что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время... И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил... (Быт. 6; 3, 5, 7).
Совершенно иначе смотрит на ценность мира и на те стимулы, которыми должен руководствоваться христианин в своем стремлении к миру, Православие.
Во-первых, мир для него ценен не сам по себе, но как такое состояние человеческих отношений, которое содержит в себе меньшие, по сравнению с войной, объективные предпосылки для развития наиболее грубых страстей: ненависти, жестокости, грабительства, насилия и т.п. – то есть всего того, что особенно калечит душу и тело человека, обезображивает его, приносит ему смерть духовную и телесную. Мир в то же время является благоприятной атмосферой, в которой возможны правильная духовная жизнь и достижение того внутреннего мира, который, по слову апостола Павла, превыше всякого ума (Флп. 4, 7) и приносит человеку вечное неотъемлемое благо.
Во-вторых, в самом миротворчестве христианское сознание видит не средство для достижения одного из важнейших условий земного благоденствия, которое в любом случае скоропреходяще и неминуемо отнимется смертью у каждого из людей, но прежде всего исполнение заповеди Христовой (Мф. 5, 9) о любви ко всем людям (Мф. 5, 43).



Статья напечатана в журнале «Православная беседа» № 2 за 1998 год